Покровские ворота (фильм)

«Покро́вские воро́та» — советский художественный фильм, снятый Михаилом Козаковым в 1982 году. Литературной основой фильма послужила одноимённая пьеса Леонида Зорина. Премьера по Центральному телевидению состоялась в феврале 1983 года.

Я не знаю. Я вся такая внезапная, такая противоречивая вся.

Я вся такая несуразная… вся угловатая такая… такая противоречивая вся.

Я бы с вашей фланелькой не очень привередничал!

Играй, Яшенька, играй.

― Савелич! Савелич!
― Ну что такое?
― Какой счёт?
― Три — два. Во!
― Савранский, три два.
― Девушки, три два.

— Резать к чёртовой матери, не дожидаясь перитонитов!
— Ты права, моя дорогая, с этим отростком пора кончать!

Это мой крест. И нести его мне!

Аллес гемахт, Маргарита Павловна!

Боже! И что, все поэты — вот так?!…

На улице идёт дождь, а у нас идёт концерт. Осень, друзья мои, прекрасная московская осень, но барометр у всех советских людей показывает «ясно»!

От тебя один дискомфорт!

— Но только тут она и завелась. Говорит: оставайтесь, Савва Игнатьич!
— И ты.
— Ну я, конечно, по стойке «смирно».

Да, Савва, семью ты разбил, крепкую советскую семью. В прах разметал домашний очаг — одни руины!

— Вы популярны!
— Нет. Это витаминизация популярна, не я. Так много нервных больных. Совсем некому колоть!

— Высокие… выс-с-сокие отношения!
— Нормальные! Для духовных людей.

— Ну, что там происходит?
— Наши играют французскую жизнь.
— Да, искусство в большом долгу.

— Ну как киношечка?
— Бездарный фильм.
— Тётя, искусство по-прежнему в большом долгу.

— Аркадий Варламович, почему Вы не смотрите фильм? Вы — служитель муз.
— Я служу Мосэстраде!

— Он своеобразен, не правда ли?
— Да, в нём есть нечто подлинное.

Одно дело шпицштихель! И совсем другое — больштихель!

— У Вас вид триумфатора! Кого Вы разбили под Аустерлицем?
— Светлана была на моём концерте!

Тогда — в кусты! Сегодня каждый должен проявить себя!

Савва Игнатьич, в магазин!

— Кто? Илья? Нет не ждал. Да, да, я в курсе. Ах, вот оно что, это красиво! Я входил в Мосэстраду как в дом родной, а теперь я иду туда как на Голгофу! А кто не пьёт? Назови! Нет, я жду! Достаточно, вы мне плюнули в душу! Негодяи!
— Неправда, они за вас борются!
— Оставьте! Я всех их знаю!
— Вы должны победить эту страсть. Что-то здесь как-то сыро… Аркадий Варламыч, а не хлопнуть ли нам по рюмашке?
— Заметьте: не я это предложил! Идёмте!

— Ах, как вы добры и умны!
— Неискренне говорите, а жаль.

Вам что, и Лермонтов не угодил? Или у вас другие любимые авторы?

— Вы — будущий муж?
— Я не будущий, но потенциальный.

Женщину тоже можно понять. Девушек водишь, ей неприятно.

Какой черт занес вас на эти галеры?

Общество «Трудовые резервы», Светлана, мастер спорта, прекрасно плавает на спине.

Фалеков гендекасиллаб есть сложный пятистопный метр, состоящий из четырёх хореев и одного дактиля, занимающего второе место. Античная метрика требовала в фалековом гендекасиллабе большой постоянной цезуры после арсиса третьей стопы.

Фюнф минут, Маргарит Пална.

Юноша, самовыражайтесь быстрее.

— Я полюбил!
— Ты полюбил? Ты любить не способен, как все тайные эротоманы.

Ты-то вот сам отдохнул под наркозом…

Живут не для радости, а для совести.

Людочка, Вы слышали новость — Эмиль Золя угорел! Смотрите — выключайте конфорки!

Попрошу без амикошонства!

Могу вам сообщить, что ваша тётя довершила ваше растление.

Хоботов! Это мелко!

Людочка! И попрошу не упоминать её имени всуе!

— Банально, Хоботов!
— Независимые умы никогда не боялись банальности!
— Ха! Ты-то тут при чём?!

Нет, он сомнителен! Он сомнителен! Я бы ему не доверял.

Однажды ваш Костик вас удивит!

Оставьте меня! Я тоскую, как Блок.

Это не ты говоришь — это кричит твой ВА-КУ-УМ!

Ну, должен же я был занять чем-то девушку, пока вы натягивали брюки!

При всей твоей инфантильности для детсада ты слишком громоздок!

— Недавно повёл её на лекцию, она пошла по доброте душевной…
— Добрая, говорите?
— Безмерно. И восприимчивая!

Или вы снова не в состоянии?!

Вы кандидат? Вы давно уже мастер!

— Вы её зовёте Наядой, вы говорите: «Я тоскую, как Блок», — а это, простите, какой-то Херасков!
— Костик, только не ругайся!

Савва, взгляни на этого павиана!

Исчезла! Видение, дымок, мираж!

— Вы её… Вы её… Вожделели!
— Ну кто ж позволит так клеветать, Аркадий Варламыч?

В конце концов, взгляните на ближнего! На ваших глазах я встретил и потерял девушку, которая снилась мне всю жизнь, и что же? Я даже сдал вчера кандидатский минимум.

— Я же просил не шуметь, когда работаю с автором!
— Прощения просим.

Соев, давайте ещё разочек.

Я раньше эстрадным сатириком был. Громил поджигателей, братцы… — ну, допустим.
Но миром запахло… — о, господи, «запахло»! — и вот я решил пере́-квалифи́-цирова́-ться́!

— Соев, голубчик, я уважаю вашу супругу, глубоко ценю её вкус… Но согласитесь, разве это финал?
— Это очень удачный финал.
— Вот это финал: «пере́-квалифи́-цирова́-ться́»? Это финал?!
— Это очень яркий финал.
— Но это же переделка старого!
— Шекспир тоже переделывал старинные сюжеты!
— Ах, Шекспир?
— Да.
— Хотите по гамбургскому счёту. Извольте, давайте по гамбургскому!

В купе под диваном лежала она:
Костлява, беззуба, безброва.
Лежала холодная, братцы, война.
Поверьте на честное слово.

Да, да, да, алмаз мой, да, это я…

Ну а что военнослужащий человек? Опять отсутствует?

Увы, моя дорогая, но теперь я́ уезжаю.

Не имеет значения. Грядут перемены!

А… Это вы… Добрый день.

Пардон. Кстати об искусстве…

Прощай, Светка! Желаю собрать всё золото мира в спортивной борьбе!

Шах. Леонтий, помогайте фронтовому другу.

Ну, юноша, самовыражайтесь быстрее.

А надпись была такая: «Спасибо за сладостные секунды».
Ну, я спрашиваю: «Артисту?» — «Нет». — «Писателю?» — «Нет». А кому? Оказалось, мужу…

Тебе, как молодожёну, такие истории утешительны.

Вы ещё спрашиваете, Света!

— Светлана! Светлана!
— Замолчите, бесстыдник!

Звякнуть ей что ли на старости лет? А, пусть живёт безмятежно!

— Напишите комедию в стихах, как Грибоедов!
— Он плохо кончил!

— Создайте какое-нибудь полотно!
— Зачем ему полотно, что вы его сбиваете!

Артист обязан переодеваться!

А всё супруга! Вот уж поистине злой гений. С утра до вечера кадит фимиам.

Соев, голубчик, я уважаю вашу супругу, я глубоко ценю её вкус, но прошу вас, посмотрите финал!

— Это финал?!
— Это очень яркий финал!

Вы в своём Костике просто растворились!

Вот что, друзья мои, не пора ли прикрыть этот клуб! Костик! А вас к телефону!

— Хоботов, как твой бок?
— Побаливает!
— Аппендикс! Докатался!
— Ну, причём… вот, причём здесь катание?!
— Чемпиён!

— Нет у меня никакого приступа!
— Будет!

Это у тебя в руках всё горит, а у него в руках всё работает!

Вот и хожу за ним, как за дитём. Он ломает — я чиню, он ломает — я чиню!

Ох и ловок ты, Савва, сверхъестественно!

И как это всё у вас развивалось, ступенчато?

Сказала, лучше будь пэдагог, солидней выглядит.

Щас я вам покажу где здесь хунд беграбен!

Догнать Савранского — это утопия!

Вы мне плюнули в душу!

Хоботов, ты смешон!

Хоботов, не галди!

— Савва! И ты здесь! А где Лев Евгеньевич?
— Катается! Ни стыда, ни совести! Женщина дома совсем извелась, а он катается!

Не знаю, Лёва, как это с самоотречением, а тонкости эта работа не требует. Она выполняется шпитцштихелем!

Что это тебя понесло со штихелями?

Людочка, сделаем круг!

— Чего они от него хотят?
— Боятся за крайне хрупкую жизнь, ступил человек на скользкий путь.
— Ну, на то и лёд, чтоб скользить!
— Вы правы, Света, поняли меня с полуслова!

Спит родимый аквариум.

— Гравер ты был, ну ничего не скажешь…

— Гравер ты был, ну… э-э-экстра-класса!

Мы прожили пятнадцать лет, а мне и в голову не приходило, что ты звезда конькобежного спорта!

— Шуточки… А вот я всегда был для вас книгой за семью печатями.
— Ну, знаете, после того, что вы натворили в торжественный день бракосочетания, всем стало ясно, что ваша сложность идёт вам, как Соеву пенсне.
— Я же уже принёс свои извинения.
— Нет, ну все выглядели людьми, и только вы проявили себя как безусловный враг человечества!
— Не судите, да не судимы будете!

— Велюров Аркадий Варламыч есть?
— Ну, как не быть.
— А вы что, его сын?
— Нет, моя радость, я его отчим.
— Ага, отчим, щас, так я тебе и поверила.
— Ну, у каждого, знаете ли, свой крест!

— Здравствуйте, Света, так вот Вы какая! Вы знаете, пасынок вами просто бредит.
— Какой он тебе пасынок, тоже мне, нашёл себе дурочку с переулочка.
— Ну, меня зовут Константин.
— На здоровье.
— В переводе с античного «постоянный».
— Поздравляю Вашу жену.
— Я одинок, как Робинзон.
— Ой, тем хуже для Вас.
— Ну так не всем везёт.

Я прилёг. Я не в силах.

К трём вернемся — чтоб был дома!

— Я женюсь!
— Нет, ты не женишься! Умалишённых не регистрируют!

И всё же, поверьте историку, осчастливить против желания нельзя!

Когда выходишь на эстраду,
Стремиться надо к одному:
Всем рассказать немедля надо,
Кто ты, зачем и почему.

За гуманизм и дело мира
Бесстрашно борется сатира.
Пусть в этот летний вечерок
Звучит мой новый монолог.

— История, леденящая кровь! Под маской овцы таился лев! Я по-соседски зашёл его проведать, Он увлёк меня в чащу, Силой сорвал с меня одежды, Надел мой костюм и был таков!

Вся Америка в страшном смятенье:
Эйзенхауэр болен войной,
Но в публичных своих выступленьях
Говорит, что за мир он стеной!

Пой, ласточка, пой!
Мир дышит весной.
Пусть поджигатель хрипит и вопит —
Го-о-олубь летит!

— Я лежал на столе, обнажённый и беззащитный, со мной могли сделать всё, что угодно!
— Ну зачем вы так? Чего не надо, не сделают.

— Я вчера давал сеанс.
— Одновременной игры в любовь?

Тунеядца хоронили,
Плакали подруги,
А два «джаза» на могиле
Дули буги-вуги.

Никак я не могу забыть
Одну некрасовскую фразу:
«Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан».

В этом есть известное изящество: Вы в загс, а Хоботов — в монастырь.

На дне озера Титикака обнаружен весьма древний город. Вычёркиваю!

Вашу ручку… в смысле, ваше перо.

Этот дуэт двух наших форвардов сегодня ослепителен. От него можно ждать всяких неожиданностей.

— Ну, как устроились на новом месте?
— О, это, брат, сон. Хожу и жмурюсь. Такой, понимаешь, это простор. Такая воля. Гуляй — не хочу. Ну, есть, конечно, что подделать. Там полы, прочее… Я, как утром встал, сразу за дрэль!

Кафе-бар — я догоню.

— Костик, объясните мне, чего она хочет?
— Кто?
— Маргарита Павловна.
— Вас! Вы ей нужны. Это у неё в подсознании. Понимаете, именно так выражается её потребность в мировой гармонии.
— Но это же невозможно!?
— Как знать…

― Ахтунг! Я еще на спортивных кубках гравировал имена чемпионов.
― Гравировать имена победителей — работа, требующая самоотречения.

— Это жизнь: один завоёвывает кубки, другой гравирует на них его имя.

Боритесь за права мужчины и человека.

— Больные увидят.
— Больные не выдадут.
— Это правда — у больных большая взаимовыручка.

Ночи, как правило, чреваты сюрпризами, не правда ли?

Умнейшая у тебя голова, и этой самой головой простых вещей не понимаешь! Живут не для радости, а для совести!

― Мама конечно права. Ты — мальчишка.
― Cпокойствие. Молодость — это мгновение. Вы не успеете оглянуться, как я изменюсь.
И не в лучшую сторону. Каким рассудительным я буду. Каким умеренным стану я.